Читать книгу: «Взыщите Бога. Путь к вере и будущее современного мира»

Шрифт:

Вера без границ

Вселенское православие

Православие органически присутствует в целом ряде стран, где оно является плодом многолетнего духовного труда. Оно сформировало целый ряд национальностей и народностей, как, например, в Сербии, Грузии. После катаклизмов XX века православие распространилось по всему миру и сегодня присутствует на всех континентах, даже в тех странах, где оно исторически отсутствовало до недавнего времени – например, в странах Латинской Америки или Центральной Африке. Надо говорить о православии в его вселенском измерении, о его присутствии на сегодняшний момент повсюду, о кафоличности – для того чтобы выйти за рамки привычного отношения к нему только как к русской вере.

Оптимистическая трагедия: распространение православия за рубежом

Православие распространялось за границу, за рубежи России в основном после революции, когда были массовые репрессии и вынужденные беженцы. Создавалось очень много наших церквей за рубежом, приходов, общин. А если бы этого не было, распространилась бы так Русская Православная Церковь?

При сохранении дореволюционных тенденций скорее нет. То умонастроение, которое царило в нашей Церкви до революции, отличалось спокойным благодушием. А зачем куда-то еще идти, что-то делать, когда нас так много и мы занимаем одну пятую ойкумены? У Российской империи и так был архибольшой проект – христианизация инородцев, то есть всех тех, кто жил за Уралом, в Сибири и на Дальнем Востоке – ханты, манси, алтайцы, чукчи, эвенки… Была поставлена цель охватить эти огромные пространства православной миссией. Нужно было принести к ним и букварь, и медицинскую аптечку, а также научить их молиться, веровать и так далее, что было достаточно успешно сделано. Была алтайская миссия в XIX веке, потом на Севере. Церковь хорошо потрудилась на Дальнем Востоке. Но о том, чтобы выйти за рубежи империи – мысли такой не было.

Но, видимо, Бог думал за нас. Метла Божья вымела за пределы Российской империи огромное количество людей необычных. Попали туда и архиереи, и архимандриты, игумены, монахи, религиозные философы: Шестов, Ильин, Бердяев, Булгаков. Они свободно говорили на разных языках, читали лекции на французском, английском, немецком. И они «заразили» западный мир влюбленностью в Христа и свежим религиозным чувством. Поэтому святой Иоанн (Максимович) Шанхайский говорил своим соотечественникам: вы не в изгнании, вы в послании. У вас ничего не осталось, но у вас есть вера, и вы теперь обязаны жить по вере, поскольку многие из вас наказаны именно за то, что по вере не жили дома. Жили чем хочешь: картами, политикой, псовой охотой, любовными интригами, а верой жили мало. И когда эту массу вышвырнуло за рубеж, они вдруг очнулись и схватились за веру, кроме которой, ничего не осталось. Они начали каяться.

Ностальгия – тетка вредная. Она из кого хочешь слезы выжмет. Ты залепетал: Господи, прости меня, Господи, помилуй меня, и пришел в церковь – это все, что тебе от родины осталось. Но потом оказалось, что русские на Западе полезны. Ведь русские – талантливейшие люди. Русские эмигранты, к примеру, привезли в Калифорнию искусство виноделия из Крыма. А в Белграде, например, было огромное количество наших архитекторов, они застраивали сербскую столицу. Один Рахманинов чего стоит из того поколения изгнанников или Шаляпин. Американская цивилизация – цивилизация машин – высокооктановым бензином обязана ученому-химику Ипатьеву (брату того инженера, в доме которого убили царскую семью). Вертолетостроение в Штатах обязано Игорю Сикорскому, и так далее. Бог русских выгнал за рубеж за коллективные грехи на родине. Выгнал, чтобы они покаялись и попутно мир обогатили.

Люди, живущие за рубежом, – они иногда гораздо более русские, чем люди, живущие дома. Им дорого дается все. У нас все слишком легко: вышел из дому, завернул за угол – церковь. Дальше – монастырь. За ним – церковная лавка, еще церковь. А в стране изгнания надо рано встать, найти по карте ближайшую православную церковь, до которой 250–300 миль. Часто не поездишь. Но раз в две недели, раз в месяц в пять часов утра подъем – и триста миль до русской церкви. Вот так и живешь. Говоришь: эх, я, бессовестный. А ведь в Иркутске жил через дорогу от храма, но мне это не надо было. Это великая трагедия нашей жизни, но трагедия оптимистическая. И еще момент: раз ты не можешь жить по-человечески здесь, живи со слезами там.

О почитании святых других Церквей

Огромное количество святых, которых мы считаем католическими, на самом деле – всецерковные. Католические в смысле принадлежности к кафолической Церкви. До XI века – все общее. Об этом говорил Иоанн (Максимович) – о том, что православные русские люди не знают тысячи святых ирландских, шотландских, галльских, итальянских, германских. Да и среди тех, которые появились после XI века, есть люди, которые достойны удивления, внимания, уважения, возможно, и молитвы, но… будем осторожны.

В Черногории, в городе Которе, есть такая святая Осанна. Это была маленькая девочка из православной семьи, которой постоянно являлся Христос. Она пошла к католическим монахиням, и у нее и там продолжались эти видения. Католиками она канонизирована, православными – нет. Молиться этой святой я не дерзну – не потому, что я сомневаюсь в ее святости, а просто потому, что Церковь меня не благословила на это. Вспомним Жанну д’Арк. Ей слышались голоса, к ней приходили святая Маргарита, святая Екатерина, архангел Михаил. Ее сожгли, но потом она была канонизирована Церковью Католической. И я знаю людей, которые так влюблены в святую Жанну, что у них прямо душа хочет ей молиться. Будем осторожны. Не потому, что это грешно, а потому что Церковь моя не сказала мне, что можно.

Когда Православная Церковь скажет мне: возлюбленное о Господе дитя мое! За пределами нашего мира есть много настоящих святых, например такой, такой, такой. Ты можешь призывать их в молитвах. Я скажу «хорошо» и буду так делать.

Но относительно тех, которые были до XI века, вообще сомнений нет. Брунгильда, Клотильда, Олаф, Коломба, Патрик, Гауденций – это наши православные святые, так что им можно молиться смело. И вообще надо интересоваться историей христианской Церкви за привычными византийскими пределами, потому что там есть много достойного внимания. Иоанн (Максимович) часто носил при себе сумку с мощами святых. Он ездил по старым монастырям, находил реликвии, которые уже никому не нужны на Западе, и просил отдать их ему. Он говорил, что на Западе не будет ничего доброго, пока западные христиане не соединятся в молитве с забытыми святыми. И мы, православные, оказавшись на Западе, обязаны узнать о них и почитать их.

Чужие традиции – нужно ли их перенимать

Если местный обычай чужбины возвышает нас в святости, то мы должны его соблюдать. Например, хорошо было бы разуваться в храме. В Древней Церкви был такой обычай: священник надевал литургическую обувь – в алтарь священники входили не в том, в чем ходили по улице, – они переобувались или были босиком. Сейчас у нас этого нет. К тому же в России холодно. Валенки на пороге стягивать – не комильфо. А на Востоке до сих пор это сохранилось. Один христианин из Индонезии, – а там их очень мало, – говорит, что мы разуваемся в наших церквях, потому что мусульманин, если придет к нам посмотреть, как мы молимся, не поймет, если мы будем обутые. У него в сознании прописано: приходишь в святое место – разуйся. Это имеет прямое отношение к Богоявлению Моисею. Когда Ангел в купине разговаривал с Моисеем, Он сказал: сними сапоги с ног твоих, ибо земля, на которой ты стоишь, святая. И покрытие головы – это женская обязанность.

В некоторых бытовых вещах можно брать пример и с мусульманок. И если ты летом видишь мусульманку, одетую прилично, а рядом – христианку, почти раздетую на улице, то, конечно, бери пример с мусульманки. Примеры можно брать со всех, у кого их можно взять.

Сидеть или стоять?

В католических храмах есть скамейки, и люди сидят, а в наших храмах на службах люди стоят. Что это значит?

Сидение или стояние не определяет православие. Филарет Московский говорил, что «лучше сидя думать о Боге, чем стоя думать о ногах». Лавки, скамейки – это прерогатива не только лишь католических церквей. Они могут быть также в православном храме – вдоль стены, как это бывает в монастырях, например, на том же Афоне, вдоль стены стасидии. Там службы такие длинные, что никто их не выстоит. А еще у нас есть кафизмы – от слова «сидеть», или «седален» – богослужебный текст, который слушают сидя. Сидя традиционно слушали чтения и поучения, а вот акафист поют стоя. Это «неседальное» пение.

Иногда некоторые бабульки приносят с собой небольшие стульчики. А ну-ка постой на больных ногах Великим постом. Может быть, кто-то поставит лавки и будем сидеть. Но тогда нужно и службу будет длиннее служить. Тогда-то служба должна быть полной, со всеми стихирами, тропарями и кафизмами. Я думаю, что это придет к нам. Все, что нужно в Церковь ввести, предполагает повышение духовной дисциплины и раздувание духовного огня. Лавка (если есть) не для лени и отдыха, а для многочасовой службы.

☦ Вопрос христианина

Человек оказался по какой-либо причине за границей. В районе, где он проживает, нет православных церквей, но есть христианские церкви других конфессий. Как быть такому человеку, как правильно поступить, чтобы это было по воле Божьей?

Однажды я случайно оказался на католической мессе в церкви Сент-Эсташ (храм святого Евстафия). Брел-брел и забрел. Потому что храмы по пути следования стараюсь не пропускать. Это первый округ Парижа, самый центр, территориально – то самое «чрево Парижа», которое описал Золя. Ныне это кипящий грехами и безумием современный город.

Людей на мессе было мало, постоянно хлопали двери, заходили и выходили туристы, священник (араб, кстати) вздрагивал от этих хлопков, а туристы – немцы, итальянцы, кто-то еще – разговаривали по мобильным телефонам, не снижая голос, не снимали кепки с голов, жевали жвачки, ходили туда-сюда мимо алтаря… У меня было ужасное чувство, словно я нахожусь в каком-то гетто и это последняя месса парижан перед концом света. Мне было так жалко этих французов! За стенами этого древнего храма (именно в нем был горбун-звонарь, которого Гюго «переместил» в Нотр-Дам) кипит грехом город. А внутри храма собрана котом наплаканная капелька людей, которые постоянно вздрагивают от того, что в этот храм заходят чужие люди, которым ни храм толком не нужен, ни молитва тоже не нужна. Это была такая яркая картинка из Апокалипсиса: умирающее христианство в городе греха. Я прочувствовал эту службу их, и прочувствовал их великое унижение. Мне даже сейчас плакать хочется, когда я эту мессу вспоминаю. Я благодарен Богу. Мои глаза открылись на то, как тяжко жить христианину во Франции сегодня.

К чему это я? К тому, что если вам придется быть далеко от родины и православной церкви рядом не будет, в воскресенье вы можете пойти туда, где есть христианская служба. Не причащаться, нет! Но посмотреть, подумать. Ваше сердце что-то узнает и поймет. Вы, быть может, полюбите этих людей, как любили их наши Гоголь и Достоевский, подолгу жившие за рубежом и все пропускавшие через сердце.